Листал недавно январские шенкурские газеты, и прочитал статью Евгения Овсянкина «Из истории шенкурских улиц».
В следующем номере газеты появилось негодующее письмо. Странное письмо. Зря в редакции решили его напечатать.
С одной стороны, понятно, что пожилой женщине трудно свыкнуться с мыслью, что улица, на которой прошло ее детство и юность, будет переименована. С другой стороны, ой, что-то мне не верится, что в тридцатые годы шенкурские мужики «гордились Карлом Либкнехтом».
И почему «мы»? «Мы не хотим…», «Мы тоже внесли вклад…». А подпись-то только одна.
Только в статье Овсянкина нигде не написано «какой-то Карл Либкнехт». Там написано «спустя какие-то три недели», а это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Ветеран педагогического труда, не поняв, что написано, даже не стала перечитывать статью, а сразу села писать возмущенное письмо. И смешно, и грустно. Как говорится, не дай Бог, дожить до такого.
В том же номере была напечатана заметка о полоскалке на Ваге.
Сразу вспомнилось заезженное «Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?..».
А с экрана телевизора нам вещают о нанотехнологиях. Господи-и-и, какие нанотехнологии! Журналистка не пишет ни о водопроводе, ни о стиральных машинах. Журналистка пишет о том, что, наконец-то, «вокруг проруби соорудили дощатые стенки», и что, к сожалению, вместо трех полоскалок нашлись деньги только на одну.
Ровно девяносто лет назад американцы снимали архангельских баб, полощущих белье в прорубях на Двине. Единственное, что изменилось, так это то, что в Архангельске полоскать белье на Двину уже не ходят. А по всей остальной Двине, по льду Пинеги, Онеги, Ваги, по-прежнему тащат мужики и бабы к прорубям санки с корзинами выстиранного белья.